Виктория Гасанова:

Добрый день. Позвольте представить участников нашей дискуссии. Это художницы Алёна Калянова, Настя Миро и Светлана Бахарева. Ксения Зайцева — экономист, соучредитель галереи SENSE в пространстве Cube Moscow, а также Андрей Епишин — арт-критик, кандидат искусствоведения, главный редактор журнала критики, теории и истории современного искусства Community Arts. Речь сегодня пойдёт о том, как пандемия коронавируса изменила мир культуры и искусства. С начала XXI века инфекция COVID-19 — это, пожалуй, первая глобальная проблема, с которой пришлось столкнуться человечеству. Давайте начнём с частного. Расскажите, как каждый из вас пережил период самоизоляции, удалось ли вам из него полноценно выйти?

Ксения Зайцева:

Для меня данный период до сих пор не закончился. Я то выхожу из самоизоляции, то опять вхожу. Пожалуй, я прошла уже все стадии принятия, однако сейчас настроена позитивно. Я вижу, что арт-среда постепенно возрождается, институции не теряют связи с художниками. Наверное, это тот период, который просто надо пережить.

Алёна Калянова:

Для меня этот уход в себя оказался очень своевременным. У меня даже был внутренний запрос на какое-то замедление, выдох. Я думаю, людям полезно периодически переходить в такой режим. Если бы не осознание того, что люди болеют, я бы признала, что изоляция — это лучшее условие для творчества. Вынужденное одиночество позволяет не распыляться. Я отдохнула, доделала некоторые старые работы, также у меня появились новые идеи, задумки.

Настя Миро:

Мне кажется, что люди искусства сейчас испытывают ощущение глобальной растерянности, поскольку совершенно непонятно, что будет дальше. Художники не могут поехать на ярмарки, участвовать в международных проектах. Это хорошее время для того, чтобы уйти в себя. Если бы политическая ситуация в мире дала хотя бы надежду на стабильность, у меня была бы возможность спокойно работать в своей мастерской. Вместе с тем именно в этот период мне удалось съездить в командировку и снять документальный фильм. Я ездила на Байконур через закрытый Казахстан, так что все особенности ситуации карантина мне удалось испытать на себе сполна.

Светлана Бахарева:

Я не считаю, что художественная жизнь замерла, просто она перешла в онлайн-режим. Онлайн-площадки более демократичны. Это позволяет молодым художникам оказаться рядом с мэтрами. В реальной жизни у меня было мало шансов встретиться с серьёзными коллекционерами и кураторами, тогда как в вынужденно виртуальной жизни они нашли меня сами. Для меня самоизоляция стала большим шагом на пути развития моей карьеры. Я приняла участие в крупных выставочных проектах. Это оказалось легко, именно потому, что данные проекты проходили онлайн. Честно говоря, у меня не было времени отдохнуть или подумать о себе. У меня вообще не было свободного времени.

Андрей Епишин:

Так исторически сложилось, что начало каждого века ознаменовано какими-то тяжёлыми эпидемиологическими ситуациями с большим количеством жертв. XXI век не стал исключением. И я не нахожу ничего хорошего или духоподъёмного в том, что пока мы «отдыхаем», другие умирают. Пандемия коснулась каждого, и каждый ощутил на себе этот экзистенциальный вызов. Из личного опыта могу отметить, что художники чаще всего рассказывают мне о негативных аспектах самоизоляции, нежели о позитивных. Поскольку они столкнулись с ситуацией, где есть смерть, есть искусство и есть они сами. Это, конечно, некая бытийная ситуация, которая так или иначе всегда присутствует в нашей жизни, но сегодня она существенно радикализировалась. Также я думаю, что резкий переход на онлайн-платформы сопряжён с рядом проблем в области коммуникации. В результате коэффициент полезного действия существенно уменьшается, а количество затраченных физических и эмоциональных усилий наоборот возрастает. Часть этих усилий уходит в никуда: на адаптацию, на попытки взаимодействовать с людьми, не видя, не слыша и не осязая их. Конечно, мы уже привыкли, что в начале каждого века на человечество накатывает «заразная волна», затем она стихает. Но сегодня мы всерьёз задались вопросом: а если волна не стихнет, а если это наша новая реальность? Очевидно, что мы, люди искусства, многое потеряем. И виртуальная реальность реальности живой, человеческой нам не заменит.

Алёна Калянова:

Здесь я полностью соглашусь с Андреем. Онлайн-формат не может восполнить физического присутствия, поскольку каждый из нас в первую очередь находится в физическом человеческом теле. Физический формат всё равно нужен. Так заложено природой: нужно регулярно бывать в новых местах, удивляться, получать новый опыт. В противном случае запускаются необратимые процессы деградации.

Светлана Бахарева:

Я хотела бы добавить по поводу онлайн-платформ. Конечно, они не сравнимы с реальными выставочными пространствами, хотя бы потому, что исключают такое понятие, как масштаб. Маленький эскиз может выглядеть как многометровая работа и наоборот. Процесс восприятия искусства существенно искажается: ты не можешь приблизиться к работе, ощутить не только её размер, но и фактуру, игру света. Конечно, это чисто техническая проблема. Я не знаю, решат ли её когда-нибудь, или нет, будут ли созданы пространства абсолютной симуляции реальности. Однако на сегодняшний день процесс взаимодействия зрителя с подлинной вещью невосполним и незаменим.

Виктория Гасанова:

А как же новые медиа, сама природа которых привязана к цифровому пространству? Не кажется ли вам, что теперь настало их время, тогда как актуальность традиционных видов искусства постепенно сходит на нет?

Андрей Епишин:

Традиционное мировоззрение, трактующее различные одновременно существующие состояния человеческого общества как стадии или шаги единого процесса развития, как некий «однонаправленный подъём по лестнице», допускает существование старых видов искусства наряду с новыми научными видами, но предполагает, что последние рано или поздно заменят первых, как какая-нибудь управляемая ракета класса «воздух-воздух» заменила лук и стрелы. Однако культура и искусство напрямую с научно-техническим прогрессом не связаны. Прогресс в искусстве — вещь более чем относительная. Если мы внимательно посмотрим на процессы художественного развития, то заметим, что каждая историческая эпоха была ознаменована взлётами и падениями отдельных видов искусства. Расцвет скульптуры мог происходить при полном упадке живописи и графики. Монументальное искусство на сотню лет опережало станковое и наоборот. На данный момент, в том числе и благодаря распространению COVID-19, пространственные искусства оказались отброшены на периферию художественной жизни, тогда как искусства временные переживают очевидный взлёт.

Виктория Гасанова:

Возвращаясь к теме массовой цифровизации и глобального перехода в онлайн-пространство, я также хочу заметить, что виртуализация делает искусство более доступным широкому зрителю. Так произошло, например, с международной художественной ярмаркой Art Basel, которая для многих галерей с точки зрения продаж является самым важным мероприятием. В этом году виртуальное выставочное пространство ярмарки посетило рекордное количество зрителей. Ксения, что вы думаете на этот счёт?

Ксения Зайцева:

Мне кажется, что это очень двойственная ситуация. Цифровизация, вызванная карантином, безусловно, поспособствовала популяризации искусства. Однако увеличение просмотров вовсе не привело к увеличению продаж, поскольку была недоступна логистика. На сегодняшний день купить работы онлайн можно только до определённой ценовой категории. Я вижу онлайн-площадки как одну из форм взаимодействия с искусством. Однако для меня этот небывалый всплеск интереса к виртуальному миру сводится к простому wow-эффекту. Боюсь, что его продолжительность будет весьма недолгой и всё опять вернётся на круги своя. Я думаю, что должно пройти достаточно много времени, чтобы мы смогли объективно оценить качество и реальную значимость подобных платформ.

Виктория Гасанова:

На последних онлайн-торгах Sotheby’s было зафиксировано рекордное количество продаж. Было выручено 13,7 миллиона долларов. Может быть, для офлайн-формата это и не такие большие деньги, но, тем не менее, это в три раз больше, чем на предыдущих онлайн-торгах. Среди отечественных онлайн-площадок хорошим примером является закрытая группа в Facebook «Шар и крест», где средняя стоимость работ не превышала 5000 рублей. Однако обороты группы быстро дошли до нескольких миллионов рублей в месяц. Её создатель Максим Боксер вовлёк в процесс коллекционирования искусства очень много новых людей, которые, очевидно, оказавшись дома наедине со своими стенами, внезапно решили их облагородить. Всё это очень воодушевляющие примеры развития онлайн-площадок.

Андрей Епишин:

Вот эта тенденция сделать искусство более массовым отнюдь не нова. В своё время Хосе Ортега-и-Гассет начал структурировать культуру и искусство, формулируя основные принципы доктрины «массового общества». С тех пор мы имеем диспозицию культуры элиты («элитарной культуры») и культуры масс («массовой культуры»). Каждый должен иметь возможность приобщиться к искусству в той или иной форме. Но вместе с тем в человеческом подсознании всё ещё заложена потребность в шедевре. На мой взгляд, основной вопрос состоит в том, как именно мы видим искусство. Если мы видим искусство как некое собрание шедевров, то цифровизация нам в принципе ничего не даёт. Я не нахожу ничего прогрессивного в том, что широкий зритель имеет эксклюзивную возможность прикоснуться к шедеврам музея Prado, не выходя из собственной уборной. Такая доступность лишь обесценивает искусство. С другой стороны, появляется уникальная возможность быть постоянно рядом с искусством вне зависимости от социального статуса и количества денежных средств. Я как искусствовед очень негативно отношусь к тому, что в сопроводительных текстах об искусстве всё чаще всплывают цифры, а также знаки евро и доллара. Я не оцениваю искусство с точки зрения денег. Я искренне верю, что всё ещё могу столкнуться с великолепным памятником искусства, который не стоит ничего. Художник не может стать хуже только от того, что на данный момент он не востребован обществом и рынком.

Настя Миро:

Лично я не верю в то, что в ближайшее время онлайн-формат сможет полностью заменить живое общение с искусством. Опять же для ярмарок и аукционов живой нетворкинг — это необходимая часть делового общения. Люди встречаются, обмениваются опытом, находят новых партнёров.

Светлана Бахарева:

Ну, я бы не ставила крест на онлайн-нетворкинге, потому что он тоже имеет свои положительные стороны. Есть возможность коллаборировать с людьми из разных регионов и даже стран. Есть, например, возможность приватного общения в Zoom.

Андрей Епишин:

Мне кажется, что самым перспективным всё-таки является гибридный формат общения. Что касается экономической стороны вопроса, то мне близка позиция Андрея. Есть цена и есть ценность. Ценность не измеряется деньгами, цена не всегда отражает ценность, а тотальная демократизация искусства во многом действительно приводит к его постепенному обесцениванию.

Виктория Гасанова:

Однако у многих отечественных галерей этим летом, по их собственным словам, были такие продажи, каких не было за всё время их существования. Ксения, как вы думаете, с чем связан такой небывалый спрос на современное искусство, непосредственно с пандемией или с чем-то ещё?

Ксения Зайцева:

Я думаю, что у людей просто отменилось очень много поездок и мероприятий. Возможно, многие приняли решение вложить сэкономленные деньги в том числе и в современное искусство. Известно, что страх подстёгивает покупательскую способность. Часто покупателем движет вовсе не желание обладать шедевром, а потребность заполнить образовавшийся эмоциональный вакуум, в частности, вызванный вынужденной самоизоляцией. Конечно, группа «Шар и крест» — прекрасный пример демократизации искусства. Но когда коллекционер разом закупает по 10-20 работ, я не знаю — хорошо это или плохо. Является ли подобный ажиотаж показателем хорошего вкуса? Спорный вопрос. Я также думаю, что онлайн-продажи идут хорошо далеко не во всех сегментах.

Виктория Гасанова:

То есть временный успех отдельных галерей вы связываете с чередой случайностей? Вы не уверены, что это новая тенденция, новый виток развития отечественного арт-рынка?

Ксения Зайцева:

Вся эта ситуация ещё не прошла проверку временем. Нужно смотреть, будут ли люди дальше покупать искусство, будут ли они перепродавать то, что уже купили, захотят ли они формировать частные коллекции. Сейчас, например, становится всё более популярна сдача искусства в аренду. Люди ещё не решаются вкладывать средства в искусство, но они хотят попробовать. Некоторые покупают тиражное искусство в качестве подарка и считают его удачной альтернативой элитному алкоголю. Я всегда за любые новые веяния. Но я не могу с уверенностью сказать, что последние обязательно превратятся в устойчивый тренд. Пока я вижу стихийные вспышки покупательской способности, инспирированные новыми необычными и опасными обстоятельствами жизни. Посмотрим, что будет дальше.

Светлана Бахарева:

Сказанное Ксенией навело меня на мысль о феномене «индекса губной помады», когда степень глубины экономических кризисов оценивается по степени увеличения спроса на косметику как максимально доступное удовольствие. Возможно, люди начали покупать искусство, просто чтобы порадовать себя. Но возможно, в дальнейшем эта тенденция приобретёт циклический характер. И всякий раз, когда будут возникать те или иные проблемы, общество будет радовать себя ещё и произведениями современного искусства, а не только дорогими безделушками.

Виктория Гасанова:

Настя, а вы как считаете? Появятся ли новые коллекционеры?

Настя Миро:

Я не сомневаюсь, что новые коллекционеры так или иначе появятся. Однако я не считаю, что такие инициативы, как «Шар и крест», могут быть действительно полезны художникам. Благодаря деятельности этой группы, многие художники сильно упали в цене, а другие потеряли своих потенциальных покупателей. Согласитесь, что для покупателя ситуация, когда работы одного и того же автора продаются онлайн за 5000 рублей, а в галерее за 200000 рублей, выглядит очень странно. С другой стороны, я тоже не стала бы платить существенные деньги за работу, которую я в принципе не могу посмотреть вживую.

Андрей Епишин:

Хотелось бы поддержать Ксению. Мне тоже кажется, что текущая ситуация с отечественным арт-рынком — не более, чем «пир во время чумы». Взрыв покупательской способности в период экономического кризиса, вызванного пандемией, на мой взгляд, вскрывает ряд серьёзных проблем. Сегодня в России не так много людей имеют реальную возможность инвестировать в произведения искусства, но именно эти инвесторы и задают векторы развития отечественного арт-рынка. Они диктуют, что хорошо, а что плохо, исходя исключительно из своих субъективных, а порой и просто случайных предпочтений. Это к вопросу о цене и ценности. Именно поэтому, кстати сказать, в нашей стране отсутствует институт художественной критики. Если раньше отсутствие критики объяснялось причинами идеологического характера, то теперь сугубо экономического.

Виктория Гасанова:

Поступил интересный вопрос из зала. Может ли пандемия и вызванный ею подсознательный страх смерти усилить тягу человека к прекрасному?